Долгие годы я изучаю историю купцов Найтаки, своих предков, и не устаю восхищаться наполненности их жизни. Постепенно составилась книга «Найтаки на Кавказе». Она доступна для чтения и скачивания в интернете[1].
Во времена Лермонтова и Толстого «найтаковскими» называли дворянские гостиницы, лучшие на Северном Кавказе в Ставрополе, Пятигорске и Кисловодске. При этих гостиницах имелись ресторации. В курортный сезон 1850 года в кисловодской ресторации произошла трагедия.
Нашлись два свидетельства. Отрывок из анонимного письма очевидца за 20 августа 1850 г. печатался в тифлисской газете «Кавказ»[2] и короткий рассказ содержался в путеводителе по КМВ[3], изданном МГУ в 1881 г..
Из текстов видно, что информаторы неплохо знали, что случилось. Но в письме не было фамилий, а более поздний научный рассказ был с фамилиями и отличался в деталях. Не удивительно! Действующими лицами оказались люди высокого ранга. Лишь через годы о них и происшествии можно было говорить открыто, не опасаясь серьезных последствий.
Более точным выглядело письмо. Я дополнил его фактами из университетского рассказа. Характеры участников уточнил по историческим источникам. Лакуны заполнил обоснованными реалиями. Получилась полная картина происшествия.
Летом 1850 г. цесаревич Александр Николаевич[4] с супругой Марией Александровной и свитой путешествовали по югу Российской империи. В Кисловодске их приезда ждали в бархатный сезон, на который съезжался бомонд. До окончания нарзанных Nachcur’сов[5] оставалось полтора месяца.
С большим нетерпением наследника ждал Кавказский наместник главнокомандующий и гражданский управляющий князь и граф Михаил Семенович Воронцов с супругой Елизаветой Ксаверьевной. Появлялась возможность впрямую показать свои успехи будущему государю. Князь вел обширное строительство на Водах вместе с начальником Дирекции Кавказских вод полковником Д.А. Всеволожским и главным архитектором С.И. Уптоном, автором дворца Воронцова в Алупке в Крыму. Строили в основном солдаты.
За предыдущие годы было сделано много. Уже отлично работало сообщение омнибусами между курортами, устроенное Уптоном. Близилось окончание строительства Нарзанной галереи. Наследник мог видеть мост и набережные на речке Ольховке, посадки в парке и начало перестройки крепости.
Архитектор Уптон капитально благоустроил здание казенной гостиницы. Это летнее здание было первым творением знаменитых братьев Бернардацци на Водах. Строилось по приказу А.П. Ермолова для императрицы Марии Фёдоровны, вдовы Павла I. Для гостиницы здание не подходило. После реконструкции оно стало заметно удобнее.
Деревянные стены были подняты на два метра. Внутренние помещения перепланированы, комнат стало шесть. Над задней дверью в зале была устроена антресоль с хорами для оркестра. Отделка помещений была прекрасной. Крышу заменили и покрасили в зеленое. Стены перекрасили в серый цвет в подражание пятигорской гостинице. Лестницу к ресторации из парка и грот под ней тоже переделали.
Наследника, однако, не собирались поселять в гостинице. Елизавета Ксаверьевна предложила устроить тонкую интригу, чтобы жить рядом с царственной парой. Будет польза для карьеры мужа. Надобно сказать наследнику правду – мол, в гостинице Найтаки шумно и неудобно из-за ресторации. Но закрыть ресторацию нельзя. Она питает раненых. Из-за шума приезжие живут в гостинице два-три дня, пока ищут тихое жильё. Наследнику советуют поселиться сразу у Реброва, где всегда тихо, в чем уже убедились Воронцовы, занимаясь улучшением медицинской службы Кавказской армии.
Впечатление на наследника надеялись произвести новомодным сывороточно-лечебным производством, к устройству которого вместе с козьей фермой спешно приступили. Оно находилось на краю бульвара и предназначалось для лечебного питания раненых свежим продуктом. И как‑бы случайно оказалось рядом с жильём наследника.
Домик, соседний с козьей фермой, занимал князь Георгий Романович Эристов, начальник центра сторожевой Кавказской линии. Именно тут началась кисловодская трагедия. Закончилась она в ресторации «у Найтаки».
Наступило 19 августа 1850 года. Солнце едва высветлило небо над горами, а первый признак тревоги уже обозначился. Конь Каракёк[6] поручика бия[7] Ибрахима[8] Крымшамхалова чуть не сбросил его в воротах и напугал молодую жену поручика, вышедшую проводить.
Поручику показалось, что дворняжка Умутчык[9], заливаясь лаем, нарочно кинулась под ноги коню. Нукеры заспорили: правой ногой споткнулся вороной или левой. Решили, что правой, и беды не случится. Можно было ехать в Кисловодск. Помня о дурных приметах, поручик тревожился. Однако не ехать нельзя было! Путники проверили оружие, как перед опасной дорогой.
Ехали долго. Рядом на иноходце покачивался Афай, шурин. Он со своими нукерами присоединился к родственнику, хотя не имел никакого понятия о будущем. Поручик не сказал ему ничего – только то, что надо ехать.
Ценя участие любимого шурина, Ибрахим открылся:
– Ты, верно, недоумевал, почему не приехал на свадьбу дочери мой уважаемый тесть и твой отец Асламбек Михайлович Туганов, орденоносный генерал и бывший конвойный из охраны самого царя? Вследствие государственных забот – объяснили мы гостям. Дело было, однако, в ином.
Ты помогал мне в обряде похищения невесты, твоей сестры, и на свадьбе попечителем был тоже, и знаешь, что я отдал тестю богатый калым. Мне не стыдно ни перед кем за табуны коней, за отары овец, баранов и коз, за стада коров и быков! Твой отец также не обидел меня приданым жены. Грех жаловаться! Люди будут помнить, чего стоит прекрасная Гочаях.
И вот, представляешь себе, через малое время тесть заявляет, что я нарушил договорённость и должен ему сто двадцать коней. Он подал жалобу и кроме коней требует, чтобы я заплатил штраф. Разве это справедливо, не разобрав, что произошло, считать меня обманщиком, обижать дочь и подавать жалобу.
Я решил разобраться, куда делись кони. Ты удивишься!
Он повесел и даже закурил трубочку, что редко делал на ходу в дороге. Шурин сказал между тем, смеясь:
– Увели коней, конечно! Выяснил, кто это сделал?
– Мой табунщик оказался дураком, а обманул его табунщик генерала. Генерал настоящий осетин и мусульманин. А его табунщик, тоже осетин, но христианин, посчитал правильным в очередной раз накрутить неверным хвост. Он сказал моему табунщику, что табун они с помощником доведут сами, а ты, мол, друг наш, свободен и можешь возвращаться домой. Мой табунщик, решительно дурак, поехал домой, как сказали. Что стало с табуном, я не знаю – продали или пасется где-то. Со временем узнаю. А эти двое сказали генералу, что табун им не пригнали и не передали. Как тебе?
– Да, уж!
– Князь сказал мне в личной беседе, что я, как порядочный человек и его родственник, должен дать ему хороший штраф, чтобы перед народом доказать уважение к старику тестю. Ведь теперь, – сказал он мне, – твоя семья – моя семья, и отданное станет общим. А повсюду говорит, что истребует весь долг с меня, потому что я позорю род, – украл невесту, а правильно платить калым не умею. Вот хитрец!
Я надеялся, что со временем все как-то утрясётся с помощью родни. Но он, этакая штучка, грозится довести меня до цугундера[10]! Дошел до начальства со своей жалобой. Теперь главный начальник на линии требует меня к себе на ковёр. На первое приглашение, которое мне передали, я не поехал. Думал, что это глупая шутка! Чую, что какой-то негодяй подталкивает тестя на подлость, как из-за кулис на театре. Сам он на такое коварство не способен. Как ты думаешь? Буду разбираться, кому это я не угодил.
– Разбирайся, брат, только осторожно. Тут могут действовать большие силы. Нет ли у тебя серьёзного соперника, недовольного твоей женитьбой? Спроси Гочаях. Может быть, она что-то знает или догадывается о ком-то?
– Верно, мудрый друг! Спрошу, когда вернусь домой!
Дальше они ехали молча. Поручик приводил в порядок свои мысли. Он не сказал всего, боясь обидеть Афая. Один знающий доброжелатель предупредил, что богатый генерал Туганов – человек хитрый и жадный. По мнению доброжелателя, похищение табуна он устроил сам, подставив табунщика. Суд, конечно, положит табун в карман генералу.
Знаток, смеясь, прибавил, что не нужно было поручику заводить лучших лощадей в округе и, более того, родниться с генералом! Ты должен будешь отдать ему последних лошадей, и, когда твои лошади будут у генерала, он, может быть успокоится, но не обязательно.
Спросил, как думает Ибрахим, почему красивые дочери генерала трудно выходят замуж? А ведь выбор среди них большой: есть и мусульманки, а есть и крещенные христианки. Просто генерал запрашивает за каждую слишком много. И доброжелатель насмешливо спросил, как мое мнение?
Поручик отправил рапорт по инстанции и теперь его ждал разговор с князем Георгием Романовичем Эристовым, начальником центра Кавказской линии, и было не ясно, чем разговор закончится. Князь Георгий мог быть особенно зол на горцев. Неделю назад похоронили его двоюродного брата, князя Захария Георгиевича. Их матери были дочерями последнего грузинского царя Георгия XII. Князя Захария убили злодеи на дороге в управляемом им округе в Восточной Грузии. Болтали, что это сделали горцы!
Но всё же Ибрахим надеялся, что Эристов представит его наместнику. А как рассудит наместник, так тому и быть! Не к царю же ехать из-за табуна лошадей? А если не представит? Как узнал Ибрахим, Эристов «был человек и честный, и благородных правил, и не глупый», но самоуверенный и мог выйти из себя. Как покойный брат, «ругал горцев, не разбирая правого от виноватого, не стесняясь ни положением их, ни званием»[11]. В этом он не отличался от других грузинских князей. В особенности, от бесчисленной родни Эристави.
Плохо ещё, что занятый поиском похищенных коней, Ибрахим приехал не на первый, а на повторный вызов. Но он рассчитывал на милость, когда князю откроется причина.
«В случае удачи у Эристова, – думал Ибрахим, – буду говорить с наместником, к чувствительности которого надо прибегнуть. Риск огромный. В случае неудачи впереди меня ждут позорный суд и разжалование».
Наместник Кавказа старый князь и граф Михаил Семенович Воронцов был строгим, щедрым и справедливым человеком. В армии помнили, как он оплатил долги офицеров и солдат своей армии, когда выводил её из Франции в 1815 г.. Он едва не разорился. Он «… был среди русских высших чиновников человек редкого в то время европейского образования, честолюбивый, мягкий и ласковый в обращении с низшими и тонкий придворный в отношениях с высшими. Он не понимал жизни без власти и без покорности».[12]
Однако хватит гадать впустую! Ибрахим встряхнул головой, разметав длинные пряди шерсти на папахе, поправил кинжал и весело спросил Афая:
– Говорят, что иноходь твоего Мерака быстрее размашистой рыси моего Каракёка. Проверим?
И они пустились. Ибрахим не раз удерживал своего араба, задиравшего хвост, когда ему не давали переходить в галоп. А иноходец карачай Афая все дальше и дальше уходил вперед. Проскакав порядочно, чтобы размять коней, вернулись на прежний аллюр. Поехали рядом.
– Видишь, – сказал Афай, – почему наши кони лучшие для похода. Летишь на коне, как на волшебном ковре. Ковер не колыхнётся. И конь не устает. Конечно, твой араб хорош в скачках, но карачаи бесценны в походах. Несчастные арабы‑кочевники! Нет у них таких коней, и они ездят на верблюдах! Оба наездника рассмеялись и повеселели.
Наконец, перед ними открылся прелестный кисловодский бульвар. На нем недалеко от нарзанной галереи снимал домик начальник центра. Подъезжая к домику, они заметили, что на бульваре перед воротами стояла сотня верховых казаков, а во дворе расположилась рота вооруженных солдат.
Афай, видя полное вооружение на Ибрахиме, сказал:
– Мне как-то не нравится всё это. Давай, вернёмся домой. Приедем над другой день, когда здесь не будет таких сборов. Бек анасы джыламаз[13].
– Нет, – ответил Ибрахим, – я начал и буду продолжать.
– Жаль, – сказал Афай – а я, извини, лучше поеду, потому что помочь тебе не смогу, а навредить получится. Скажут, слишком много карачаев притащил молодой бий. Значит, чувствует вину! Прошу тебя, помни в разговоре с генералом правило «сабур – хуцауи лымэн![14]» Оно тебя успокоит.
– Я знаю это правило. Спасибо за охрану в дороге!
Афай сказал:
– Поеду и поговорю ещё раз с отцом!
Он кивнул нукерам Ибрахима и позвал своих. Когда выезжали со двора, оглянулся на спокойного и решительного шурина. Сказал напоследок тих0-тихо, чтобы никто не услышал: «Хуцауи, амнэт фэ уэд!»[15].
Князь Эристов не заставил себя долго ждать и пригласил в дом. После представления прибывшего, генерал говорил с поручиком громким, но не злым голосом:
– Вас обвиняют, ваше благородие, что вы не заплатили калым за невесту, как положено по законам Шариата. Я думаю, что это недоразумение, и вы все исправите. Но это не главное. Вы, батенька, поступили не как офицер, у которого есть начальник, а как непутёвый баран из вашего калыма.
Кто-то в комнате засмеялся.
– Молчать! Извините за сказанное! Вы показали дурной пример своим подчиненным. Но вы, любезный, не баран и не можете поступать так, как вам заблагорассудится. Как вы могли подумать, что армейский устав писали умные люди не для меня и не для вас? Вы поступили не по уставу!
Кто-то рядом сказал: «Правильно!»
– Первое. Вы не знаете, что к воинскому начальнику не обращаются с гражданским иском. Для этого имеется окружной пристав. Он решает споры. Второе, нарушив воинский порядок, вы обратились не к своему непосредственному воинскому начальнику, а через его голову прямо к генералу!
Довольный собой и своим доходчивым разъяснением порядков, известных всем, генерал прибавил ласково:
– Согласитесь, вы обидели своих начальников и поставили их в неловкое положение, будто они не могут разобраться в вашей мелкой кляузе. Вы хотите, чтобы в армии наступил хаос, потому что вами, поручиком, нарушена элементарная субординация. А это в армии – самое худшее, что бывает! У меня, батенька, этого не будет! Я призову всех к порядку! Извольте‑ка, любезный, сдать своё оружие и отправляться на гауптвахту под стражу! Будете изучать устав. Обещаю, что после я с вами побеседую по уставу особо.
– Позвольте, Ваше превосходительство! Позвольте! Я расскажу, что удалось узнать об этом проклятом табуне. Все станет ясно и понятно. И не надо будет никуда ходить.
– Не позволю! Хвала господу и государю, вы – военнослужащий! И что же? Не имеете понятия о фронтовой службе. Вы не явились на разбирательство, на которое было приказано явиться. Я вас научу действовать, как положено! Исполняйте приказ, как настоящий офицер, а не как бунтовщик, к которому надо применять силу! Что, арестовать вас?
– Вы не хотите слышать правду. Поймите, дело не требует отлагательства. Послушайте меня, и убедитесь в этом. А оружие я не сдам! Не вы мне его вручали, не вам его отбирать!
– Полковник, слушай мой приказ! – разозлённый генерал обратился к коменданту крепости Жердеву, стоящему рядом. – Арестовать поручика и доставить на гауптвахту!
– Ну, нет! – возмущенный Ибрахим выхватил шашку дедовскую и выскочил за дверь. С крыльца закричал:
– Шашки вон! За мной!
Впрыгнул на коня, которого держал в поводу нукер. Они выскочили через открытые ворота, помчались по бульвару мимо козьей фермы к усадьбе Реброва, где поселился князь Воронцов. Казаки, заранее предупреждённые, погнались за ними и выстрелили. Один беглец упал вместе с конём. Беглецы спешились, подхватили упавшего и бросились на гору над домом Реброва, вынимая ружья из чехлов.
Там на вершине стоял заметный каменный Крест в рост человека. Крест был особенный. Два года назад его поставил статский советник Ребров на 50-летие первого курортного сезона в Кисловодске, чтобы увековечить память о командующем кавказской линией генерале-лейтенанте графе Ираклии Ивановиче Моркове, сподвижнике А.В. Суворова, отдыхавшем у нарзана с семьей. Ребров служил у него секретарем.
Казаки и солдаты преследовали беглецов.
– Я не бунтовщик! – кричал поручик. – Пусть все видят! Прошу правильного суда у князя Воронцова!
Горцы гиканьем поддерживали его.
Услышав тревогу, солдаты и казаки сбегались отовсюду. Огонь всё усиливался. Окруженные беглецы залегли в ограде, поставленной вокруг креста, и стали отстреливаться, видимо, решив дорого продать свои жизни. Двое из них были убиты, и двое нападавших солдат ранены.
Встревоженные сильной стрельбой, люди выходили из домов, солдаты‑строители нарзанной галереи бросили работу. Из усадебного особняка вышел Кавказский наместник князь Михаил Семёнович Воронцов и за ним хозяин Алексей Федорович Ребров. Посмотрели вверх в сторону креста:
– В чем дело? Что за сражение?
– Ваше высокопревосходительство, с утра готовил что‑то князь Эристов.
– Где князь Георгий Романович? Позовите!
Подбежал запыхавшийся Эристов:
– Разрешите доложить, ваша светлость?
– Слушаю! Кратко и без экивоков!
– Приехал поручик княжеского рода Крымшамхалов, карачаевец, с ничтожной жалобой. Нарушил порядок. Забыл правила субордиции и потребовал вашего личного суда! Я объяснял, что не след так делать. У вас есть более сложные дела. Аресту он не поддался и оказал сопротивление.
– Тогда, Георгий Романович, что вы стоите? Велите схватить бунтовщика! Помните приказ государя: не подчиняются – уничтожать! – и вслед прибавил. – Любой ценой!
Генерал поднялся в гору к залегшей цепи. Он видел хорошо, что долго лежать под огнем противника на открытой горе без всякого укрытия нет смысла, и прокричал:
– Слушай, передай!
Команда, подхваченная солдатами, улетела вдаль как эхо: «Слушай! Передай!…» И за ней пошла настоящая команда:
– Пленных не брать!
Она ушла. Наконец, генерал решительно крикнул:
– В атаку! Вперед!
Посмотрел, как пошли солдаты и, не пригибаясь под выстрелами, вернулся во двор.
Прикрываясь плотным огнем, солдаты перебежками стали подниматься в гору, окружая отстреливающихся.
Лежавшие у креста, видя безысходность положения, вскочили и побежали врассыпную вниз по круче.
Один из них, простреленный пулями, упал на половине горы и более не вставал.
Князь Эристов сказал князю Воронцову:
– Ваша светлость, отлично наши показывают себя!
Другой добежал, вскочил в ребровский двор и, запыхавшись, успел прокричать: «Ваше высокопревосхо..!». Но тут же был опрокинут дюжим кучером, находившемся при лошадях наместника. Вскочил. Ударили в шашки. В схватке он ранил кучера Через мгновение был зарублен.
– Какая наглость! – переведя дыхание, сказал Эристов. Вытер шашку и, скривившись от вида крови, бросил платок.
Третий, последний, спустился до посадок позади усадьбы Реброва, и под прикрытием посадок добрался до проулка. Укрываясь за оградой, добежал до ворот ресторации. И в поисках укрытия кинулся внутрь помещения. Буфетчик Илья Дмитриевич стоял в дверях, пытаясь понять, что происходит, чтобы рассказать курсовым в обеденном зале. Он решил остановить карачаевца, но пал от кинжала. Злодей перескочил убитого и вбежал в обеденный зал. Закричали курсовые. Карачаевец стремительно взобрался на хоры и спрятался.
В зал вбегали гнавшиеся солдаты и казаки. Загрохотали выстрелы. Зал заполнил пороховой дым. Курсовые спешно выходили через парадный вход. Видя, что стрельба ничего не дает, взводный скомандовал:
– Прекратить пальбу! Сыграем в кисмет[16]. Нас семь.
Живо взял с ломберного стола полдюжины карт. Показал всем: «Дам нет!». Нашел на столе даму. Вложил. Стасовал:
– Тяните!
Казак сказал:
– Давай, Васька! Ты у нас на дам самый хваткий. – И прибавил крепкое словцо. Васька взял. – Не повезло тебе! Не всё коту масленица!
Тянули по очереди. Взводный откликнулся словцом, и сказал:
– Пахомыч, дамский угодник, ты угадал. Твой черед лезть! – и к остальным – Заряжайте, подъюбочники! Прикрываем его! Иван Пахомыч, давай, с богом! На, пистолет.
Солдат принял пистолет, перекрестился и стал осторожно подниматься по узкой крутой лестнице на антресоль, держа пистолет наготове. Загрохотал залп. Солдат с шумом упал в зал. Кинулись – он был зарезан!
Тут прокричали со двора:
– Поберегись! Берём со двора!
Все бросились в дверь и, толкаясь, выскочили на двор. Убегая, взводный крикнул:
– Васька! Стереги!
Василий заряжал ружье.
Во дворе хозяин ресторации Алексей Найтаки и приказчик Александр Симонов приставили к галерейке лестницу, оставленную малярами во дворе. Унтер‑офицер сказал:
– Пётр[17], поставь посередине! Отсюда лучше будет видно; злодей-то в углу прячется.
Переставляя лестницу, Алексей спросил:
– Так, или подвинуть?
– Хорошо, Пётр! Придержи лестницу!
Унтер взял ружьё и полез по лестнице наверх. Высмотрел в окно притаившегося злодея и выстрелил. Посыпались осколки стекла на крышу.
– Готов! – крикнул.
Все облегченно вздохнули. Тут ударил выстрел в зале. Побежали туда. Застреленный карачаевец лежал рядом с зарезанным солдатом. Взводный усмехнулся:
– Был мираж, стал марьяж[18]! Уж коли везет, так везет!
И похлопал рукой ружьё солдата. Василий стоял неподвижно, держал ружье в руках и смотрел остановившимися глазами на убитых.
Запыленный и запыхавшийся полковник Жердев вернулся к дому Реброва и обратился к Воронцову:
– Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить его превосходительству.
– Докладывайте, полковник.
– Операция успешно закончена. Потери: убито 7, из них 1 солдат, 1 штатский и 5 карачаевцев; ранено 4, из них 3 солдата и 1 карачаевец. Последний, раненый в грудь, считался в начале убитым, но ожил. Итого: потери гарнизона убитыми много меньше, чем потери нападавших, двое против пятерых. Наши показали свое умение в бою в горных услових на открытой местности против хорошо вооруженного противника.
Воронцов поманил Эристова и Жердева:
– Прошу ко мне! Разберемся, от чего случилось это дикое безобразие? Не хватает, чтобы слухи дошли до цесаревича!
Убитых вынесли во двор и положили наземь в тень рядом с мертвым Ильей Дмитриевичем. Пришел дворник Мухтар, принёс простыни, накрыл покойников и сел подле них. Вокруг шёл бурный разговор – он его не слышал. Снял с бритой головы мохнатую шапку и шептал молитву. Не стало его близких друзей! Митрич и Пахомыч из слободки были его кунаки. Карачаевцы, можно сказать, росли на глазах с его детьми. Как они веселились на свадьбе и радовались счастью и любви молодых Ибрахима и Гочаях! Несчастная Гочаях!
Ветер с гор обдувал мокрое лицо Мухтара. Листья тополя колебались и шелестели над его головой. В углу двора воробьи с громким чириканьем дрались на ветке за скворечник, покинутый скворцами, улетевшими к теплу. Божья коровка, поспешая, ползла по простыне в верхнюю точку над лбом покойника. Дунул порыв ветра и пошевелил край простыни. Божья коровка подняла надкрылья, расправила крылья и понесла семь черных меток смерти на кровавом фоне.
Нет на земле судьбы без горя! Пройдут годы. Внук генерал‑майора не будет знать, за что погиб его молодой отец, а вырастет взрослым – не отомстит. Главные участники трагедии проживут разнообразные жизни и умрут своей смертью.
А что наследник престола? Он с супругой приехал в сентябре. Прекрасно воспитанный взрослый человек, он всё осмотрел, всем восхитился, всех благодарил. Вместе с будущими подданными молился за государя и государыню, за императорскую семью, за народ и за успехи русского оружия. На ферме подивился необычному вкусу айрана из козьего молока. С удовольствием присутствовал на обеде, данном предводителем ставропольского дворянства Ребровым для главных военачальников и цесаревича.
Впоследствии была написана маслом картина, на которой наследник благодарит Реброва. Картина была утрачена и недавно восстановлена по старой фотографии[19].
В 2004 г. по эскизу зодчего А.С. Арустамяна на месте исчезнувшей гостиницы Найтаки возвели копию портика ресторации и покрасили белым. Эта скульптура «Портал в прошлое» стала памятником ушедшему миру: зданию, которое стояло здесь, людям, которые его строили и в нем работали, знаменитостям, жившим и питавшимся в нём, а также несбывшимся надеждам и уничтоженной любви.
Белый цвет памятника символизирует прощение людям, которые убивали друг друга в войнах за справедливую жизни, как они её понимали. Пусть их души получат прощение и очистятся, как души младенцев, увидевших впервые белый свет. Когда живые начнут жить с чистого белого листа, тогда и войны могут прекратиться. Не будет причин для мести и люди будут чистыми от злодейств. На памятниках прошлому они напишут заповедные слова: «мертвые сраму не имут»!
Валентин Богданов
[1] navodah.info — архив газеты 1-е и 2-е изд., hecucenter.ru — 1-е изд., roskav.ru — 2-е изд.
[2] газета «Кавказ» (Тифлис), 1850, № 67(сентябрь), стр. 2
[3] В.С. Богословский, Пятигорские и с ними смежные минеральные воды», Моск. университет, Москва, 1881 г., стр. 237-238
[4] тот самый, который провозгласил отмену крепостного права 5 марта 1861 г. и был убит народовольцами 1 марта 1885 г.
[5] Nachcur – Долечивание (нем.)
[6] Къаракёкъ – чёрная молния (карач.‑ балкар.)
[7] князь (карач.‑ балкар.)
[8] имя неизвестно, здесь взято условно у одного из родоначальников.
[9] маленькая надежда (карач.‑ балкар.)
[10] порка, гауптвахта (с нем.)
[11] Зисерман А., Двадцать пять лет на Кавказе (1842 — 1867)
[12] Л.Н. Толстой, Хаджи-Мурат, 1912
[13] Береженого – бог бережёт (карач., погов.)
[14] сабур – хуцауи лымæн (осет., посл.) – спокойный – богу друг
[15] Хуцауи амнæт фæ уæд!(осет.) – Да, хранит его бог!
[16] судьба, ниспосланная Аллахом (араб.)
[17] На Водах отца и сыновей Найтаки называли одинаково Петром, потому, что они были близкого невысокого роста, сходно одетые и, главное, выглядели на одно лицо из-за больших черных бакенбард. Казалось, что это одна вездесущая личность. Полезное свойство для ресторанно‑гостиничного дела в нескольких городах!
[18] ход дамой и королём в карточной игре, от mariage – свадьба (фр.)
[19] Копия утраченной картины маслом находится в музее «Дом А.С. Пушкина на Кавказе», Пятигорск.
